— Нет, почему же, я отвечу, — сказал я. — По моему убеждению, все имеют право жить в космосе. И люди тоже. Они ничем не хуже остальных разумных рас.
— Но ты же не станешь отрицать, — настаивал Ахмад, — что в своё время человечество подвергало Иных преследованиям, истребляло их, дискриминировало?
— Это делало не человечество, а отдельные его представители. Среди чужаков тоже были расисты, мечтавшие истребить людей и других Иных. И таких было не меньше, чем расистов-людей.
— Однако ты должен признать, что люди в гораздо большей мере подвержены ксенофобии, чем другие расы. Вот, например…
— Мистер Раман! — решительно перебил его Шанкар. — Делаю вам последнее предупреждение. Прошу в дальнейшем не отклоняться от темы разбирательства. Вы обвиняетесь в покушении на членов экипажа и попытке захвата корабля. Задавайте вопросы по существу дела.
— Ну что ж, по существу так по существу. Что ты собирался делать с кораблём, Стас?
— Лететь на нём.
— Да, это понятно. А куда лететь?
— На Терру-Галлию.
— Чтобы присоединиться к этим безумцам, которые мечтают уничтожить всех Иных?
— Чтобы присоединиться к людям, которые борются за свою свободу и независимость, которые отстаивают своё естественное право жить в космосе, среди звёзд. — Я сделал короткую паузу. — Ты больной человек, Ахмад. У тебя комплекс ложной вины. Просто удивительно, как наши психиатры этого не обнаружили.
Ахмад опять ухмыльнулся:
— А ты, значит, здоровый? Ты не страдаешь никакими комплексами? Легко могу доказать обратное. Могу доказать, что ты, как и большинство людей, подвержен патологической ксенофобии. Ты помнишь такую себе юную особу по имени Вайолет?
— Вопрос отклоняется, — чересчур уж поспешно проговорил Шанкар. — Он не относится к делу.
— Как это не относится? — возразил Ахмад. — Ещё как относится! Ведь Вайолет принадлежала к расе нереев. То бишь, пятидесятников.
С неожиданной для своего возраста силой Шанкар грохнул кулаком по столу.
— Допрос свидетеля закончен. Вы свободны, капитан Матусевич. Можете покинуть зал заседаний.
В повторном приглашении я не нуждался, тотчас вскочил со стула и торопливо вышел из столовой. Оказавшись в коридоре, я бросился к ближайшей туалетной комнате и едва успел склониться над раковиной умывальника, как меня вырвало. Потом ещё раз, и ещё — пока мой желудок совсем не опустел.
Тем не менее, позывы к рвоте не прекращались. Я открыл висящую над умывальником аптечку и принялся лихорадочно рыться в ней. Мои поиски осложнялись ещё и тем, что все надписи были сделаны по-французски, а этот язык, хоть и имел много общего с моим родным английским, всё же отличался от него. Но наконец я нашёл упаковку, где под крупным и совершенно непонятным мне фирменным названием более мелкими буквами было написано «antiémétique». Понадеявшись, что это соответствует английскому «antiemetic», я вытряхнул на ладонь две маленькие круглые капсулы и немедленно отправил их в рот.
От взаимодействия со слюной капсулы тотчас растворились, обдав ротовую полость и гортань приятной свежестью. Дышать мне стало легче, а через считанные секунды конвульсии в животе прекратились. Похоже, я выбрал правильное лекарство.
На всякий случай я отыскал в аптечке успокоительное и съел одну таблетку. Затем прополоскал рот, умылся, поправил перед зеркалом растрёпанные волосы и, убедившись, что мой мундир не пострадал, вышел в коридор.
Там я лицом к лицу столкнулся с Ритой.
— Как ты, Стас? — взволнованно спросила она. — С тобой всё в порядке?
— Нет, не в порядке, — честно признался я. — Но ничего, выживу.
— Ты очень бледен. И вообще скверно выглядишь. Я могу дать тебе…
— Я уже сам взял. — С этими словами я достал из кармана оба лекарства, которые решил прихватить с собой.
Осмотрев их, Рита одобрительно кивнула:
— Всё правильно. Только не злоупотребляй транквилизаторами. Выпей ещё одну таблетку, пойди к себе и приляг отдохни.
Я отрицательно покачал головой:
— Нет, я иду в рубку. Сейчас я должен чем-то занять себя.
— Да, понимаю. Хочешь, я пойду с тобой?
— Спасибо, но не надо. Я хочу побыть сам.
— Там осталась Рашель.
— Вызови её. Придумай что-нибудь.
— Ладно, придумаю.
На том мы и расстались. Когда я поднялся на верхний ярус и вошёл в рубку управления, Рашель мигом убрала с экрана картинку из столовой и освободила капитанское место.
— Меня зовёт Рита, — сказала она. — Я, наверное, побегу.
— Хорошо, солнышко, ступай. Я принимаю вахту.
Прежде чем уйти, девочка подошла ко мне и взяла меня за руку.
— Вы были правы, дядя Стас. Мистер Раман сумасшедший. Мне жаль, что вы потеряли друга. Мне очень-очень жаль. Это так больно.
«Она ничего не поняла! — мелькнуло в моей голове, и я сразу почувствовал огромное облегчение. — Слава Богу, она ничего не поняла…»
Когда Рашель ушла, я устроился в своём кресле, но вызывать на экран «Историю контактов» не стал. Сейчас меня тошнило при одной только мысли о чужаках — пятидесятниках ли, альвах, дварках, или других, не важно. Поэтому я решил произвести тщательное профилактическое тестирование всех без исключения бортовых систем корабля, что гарантировало мне как минимум три часа напряжённой работы и полной сосредоточенности.
В течение всего этого времени меня никто не беспокоил, и лишь когда я справился с поставленной перед собой задачей и стал думать над тем, что делать дальше, в рубку вошёл профессор Агаттияр. Усевшись в кресло второго пилота, он сказал: