Я не спал полноценным сном с момента своего пробуждения в подземном убежище императора — а с тех пор прошло уже более двух суток и произошло немало важных событий. Нет, конечно, я позволил себе на несколько часов вздремнуть, пока челнок летел по инерции к метеоритному поясу, где пряталась «Заря Свободы»; да и потом, после разгона крейсера, Агаттияр с Шанкаром убедили меня пойти отдохнуть, однако тогда я больше ворочался в постели, чем спал, волнуясь в преддверии первого в моей жизни реального гиперперехода. Теперь же все треволнения остались позади, а впереди было более тридцати часов спокойного, не сулящего никаких сюрпризов полёта, поэтому я оставил корабль на попечение компьютера и отправился спать.
Как и предсказывала Рита, Рашель уступила мне отцовскую каюту, но предварительно убрала оттуда все свои вещи, включая семейную фотографию. Также я не сомневался, что она, воспользовавшись своими кодами доступа, забралась в файлы личных дел членов экипажа и изъяла оттуда снимок отца, возможно даже, подменив его чьим-то другим. Но в любом случае, проверять это у меня не было ни сил, ни желания; я второпях разделся, плюхнулся на мягкую койку и, едва натянув на себя одеяло, сразу же заснул.
Проспал я шестнадцать часов кряду, что было для меня своеобразным рекордом. Даже в курсантские времена, после изматывающих лагерных сборов с подъёмами по тревоге посреди ночи и марш-бросками километров на пятьдесят, я так много не отсыпался. Тут дело было вовсе не в физической усталости и даже не в нервном напряжении последних двух суток. Просто за это время моя жизнь, прежде спокойная и размеренная, круто и бесповоротно изменилась. Сознательно я принял эти перемены сразу и с воодушевлением, однако моему подсознанию, более консервативному по своей природе, требовалось взять тайм-аут, чтобы хорошенько осмыслить происходящее и свыкнуться с новыми обстоятельствами. Потому-то я и продрыхнул вдвое дольше обычного, давая своему «субэго» возможность во всём разобраться.
Проснувшись, я немедленно встал с койки, быстро привёл себя в порядок, оделся в свою капитанскую форму и первым делом направился в рубку управления, чтобы посмотреть, как там дела. Впрочем, я уже до того знал, что полёт проходит нормально: на терминал капитанской каюты подавалась вся важнейшая информация о функционировании основных систем корабля, и в случае какой-нибудь аварийной ситуации я был бы немедленно поднят по тревоге.
На капитанском месте дежурил Арчибальд Ортега, одновременно присматривая как за работой автопилота, так и за своим собственным «хозяйством». Контролировать состояние ходовой части корабля — термоядерного привода, главного и вспомогательного реакторов, антигравов и резонансного генератора — можно было не только из машинного отделения, но также (причём с не меньшим успехом) из рубки управления.
Заметив меня, Ортега тотчас вскочил с места и отдал мне честь:
— Докладываю, капитан! Все системы корабля функционируют нормально, полёт проходит в полном соответствии с графиком. За время моей вахты никаких отклонений зафиксировано не было, критических или аварийных ситуаций не возникало.
На несколько секунд я обалдел. Мало того, что Ортега салютовал мне и рапортовал чисто по-военному — на нём ещё был и флотский мундир! Такой же, как у меня, серо-голубой, явно позаимствованный в гардеробе одного из ныне покойных членов команды. Две широкие и одна узкая нашивки на погонах свидетельствовали о звании капитана третьего ранга — по-нашему, лейтенанта-командора. По всему было видно, что Ортега носил этот мундир с удовольствием, а его «уставное» обращение ко мне не было ни бравадой, ни шуткой — он искренне считал, что именно так должен держаться перед командиром корабля.
Я вспомнил те распоряжения, которые отдал ему Шанкар ещё на Махаварше и которые он с блеском выполнил, по ходу дела прикончив трёх пятидесятников. Да уж, этот подающий надежды молодой учёный был, вдобавок, настоящим боевиком. И военная форма смотрелась на нём вполне естественно…
— Вольно, лейтком, — сказал я, немного опомнившись. — Вы давно на вахте?
— С тех пор, как вы отправились спать, капитан. Вы и я — единственные на корабле, кто имеет инженерную квалификацию. Учитель… то есть, профессор Агаттияр и господин Шанкар в большей степени теоретики.
Всё-таки он называл Агаттияра учителем, а не гуру. Тут, безусловно, сказывалось его воспитание — как и я, Ортега был родом с Полуденных.
— В таком случае, вам следует отдохнуть, — произнёс я. — Теперь мой черёд дежурить.
Он снова козырнул:
— Бортинженер вахту сдал!
— Капитан вахту принял, — ответил я и уселся в капитанское кресло. — Да, кстати, а где все остальные?
— Старики спят. — Закончив дежурство, Ортега уже позволил себе вольности. — Девочка тоже. А Рита недавно проснулась и сейчас хозяйничает на камбузе. Очевидно, ей уже надоели приготовленные пищематами сандвичи. — Он хмыкнул. — Мне, впрочем, тоже.
— Тогда ступайте и поужинайте по-человечески. А Риту попросите, пусть она и мне что-нибудь принесёт.
— Слушаюсь, капитан!
Ортега направился к выходу из рубки, но у самой двери я остановил его:
— Да, насчёт вашего мундира. Я гражданский, но у меня есть звание капитана. А как с этим у вас?
Он ухмыльнулся:
— Я тоже гражданский, но резервист. Майор инженерных войск. Этот мундир принадлежал капитану второго ранга, но я поменял знаки различия, чтобы самовольно не повышать себя в чине.